Королевы. Починяя снасти, сказывали о богах - Клим Полин

Ажа не могла припомнить, чтобы Кара и Ева когда-либо общались. Они, насколько было известно королеве, вообще никогда и не пересекались. Она лично уж точно не видела их рядом. И это было понятно. Не то чтобы между колдуньями существовала неприязнь, или, тем более, вражда, нет: просто они не встречались и не общались, как не встречаются и не общаются многие люди. И хотя вообразить такое в столь маленькой деревушке было бы странно и почти невозможно, но ведь Кара жила не в деревне: большую часть времени колдунья проводила в своей хижине в лесу, или скитаясь по лесу, собирая травы, или, как поговаривали люди, общаясь с духами. Духов, верили рыбаки, в лесу было предостаточно. Что значит верили? Знали. Сколько рассказов о них Ажа слышала еще ребенком. Многие из этих рассказов оказались, конечно, сказками, как поняла королева, когда подросла. Но все-таки, многие оставались показаниями очевидцев. Кто-то пропадал в лесу бесследно, кто-то приходил сам не свой, а однажды один рыбак вернулся из леса слепым, хотя уходил в него зрячим. А ведь слепоту не подделаешь. Глаза у человека на месте, а не видят. И это не объяснить иначе как нападением негостеприимного лесного духа.

Размышляя о Каре все больше, Ажа уверялась в том, что она желает услышать колдунью. Пусть расскажет, что знает. А вдруг она действительно что-то способна сообщить? Королева позвала Бару и потребовала доставить к ней колдунью. Бара послушно кивнула, словно ждала именно такого указания.

10 Ажа думает о Богах за Гранью

Кару привели ближе к обеду. Стол еще не был накрыт, но Ажа уже была дома. Все утро она провела сначала в Доме Шести Королев, как его теперь называли, а потом в Зале Совета. Королева почти не вспоминала о вчерашней выходке Миры, стараясь занять себя делом, а в свободные минуты думая о Каре и предстоящей беседе с колдуньей. Она поговорит с дочерью сегодня вечером. Или, может быть, завтра. Несколько раз она видела девочку, снующую с понурым лицом по двору: та занималась стиркой детских вещей и даже сама вызвалась помочь с приготовлением еды для королев. Ажа не успела отметить это усердие ласковым взглядом или прикосновением, но она его заметила и запомнила. Может быть, думала она, это и правда было просто помутнение детского ума, и девочка на самом деле, выспавшись и придя в себя, приняла порядок вещей и готова служить ему, как это делают все, включая ее мать.

Сейчас Ажа, покончив с утренними заботами, сидела на веранде и ждала прихода Кары. Когда колдунья вошла в дом, королева не стала вставать со своего места, не стала приветствовать Кару. Вместо этого она попросила всех – Бару и еще двух женщин из Совета, приведших колдунью – удалиться и сразу задала волнующий ее вопрос. Странным образом в этот момент Ажа почувствовала страх. Она испугалась своего же вопроса. Пока он звучал в ее голове все утро, она ничего подобного не испытывала. Но сейчас, против любых ожиданий, королева действительно испугалась. Этот страх поднял ее со своего места, – руки сжались замком на животе так что не разорвать – и тогда Кара заговорила.

[Кара отвечает на вопрос королевы о пророчестве Евы, в котором говорится о возвращении мужчин и пятилетней девочке, которой уготовано стать спасительницей племени и всего Острова]

Когда колдунья договорила, Ажа снова села. Она стала внимательно изучать женщину, стоящую перед ней. Кара – не старая, даже молодая, наверное. Просто очень грязная и плохо одета. На голове месиво из волос, а не прическа; много седины. Под ногтями – грязь. В ушах – длинные сережки, как и у большинства женщин, но не золотые, и не позолоченные, а деревянные и разные. Так ходили женщины, когда Ажа была совсем маленькой. Королева всматривалась в лицо колдуньи и была практически уверена, что если его отмыть как следует, то миру предстанет весьма миловидная женщина, способная не только расположить к себе внешним видом, но и заинтересовать мужчин. Но, видимо, Кара в этом не нуждалась. Она не походила на сумасшедшую, а значит осознано выбрала свой путь и образ жизни. Или, может быть, подумала Ажа, не просто осознано выбрала, а осознано приняла путь и образ жизни, дарованный и указанный ей кем-то или чем-то, видимым, или невидимым.

Ажа предложила гостье поесть. К ее удивлению, та согласилась. В комнату вбежали служанки. На столе тут же оказались тарелки полные еды и кувшины с водой. Вошла Мира. Девочка замерла на пороге, завидев Кару, но потом быстро улыбнулась и села за стол: ей было интересно поглазеть на Кару. Колдунья улыбалась в ответ, обнажая удивительно белые и здоровые зубы. Как она добивается такой белизны? Думая об этом, королева встала, сама открыла окно на веранде – служанки неловко двинулись в ее сторону, но затем вернулись на место – и вновь села за стол.

Сначала Ажа вымыла руки и лицо, потом это сделала ее дочь. Затем Мира передала таз с водой, украшенной лепестками цветов, колдунье, но та не стала умываться, а сделала нечто совсем странное: зачерпнула грязной рукой воду и выпила, прополоскав предварительно рот. Ажа почему-то улыбнулась, а Мира рассмеялась такому необычному и неожиданному поступку.

Ели молча. Сон пошел королеве на пользу. Она чувствовала аппетит, пища приносила удовлетворение. Кара, кажется, тоже чувствовала аппетит. Она доела свою еду первая и теперь, не стесняясь, рассматривала комнату, служанок и королеву с дочерью. Ажа подумала, что вряд ли бы ей понравилось такое неприкрытое внимание иной раз, тем более пока она ест, но взгляды Кары почему-то не смущали ее. Наверное, потому, рассудила королева, что в колдунье было что-то на самом деле детское, что-то невинное, на что трудно разозлиться и из-за чего, тем более, смущаться никак не получалось.

Когда женщины доели и стол опустел, королева воззрилась на колдунью с любопытством и какой-то странной тоской, которую она сама определить никак не могла. Она чувствовала тепло. Рядом с Карой почему-то было уютно и тепло, хотя от слов ее, высказанных до обеда, напротив, веяло холодом и неустроенностью, даже, наверное, хаосом. А хаос был нелюбим королевой. Он был ненавидим королевой. Хаос – противоположность всему, что знала Ажа, что видела и во что верила, противоположность даже тому, что Ажа не любила и не принимала: враг всего мира со всеми прелестями и недостатками. Как же все это может быть? Как же такая женщина, как Кара может быть способна так влиять на королеву и ее чувства? Ажа не успела начать поиск ответа на эти вопросы, потому что колдунья встала и, улыбнувшись, но не сказав более ни слова, быстро вышла из дома. Королева подошла к окну – служанки вновь неловко замялись на месте – и долго провожала взглядом удаляющуюся Кару: длинная, грязная одежда колдуньи то и дело цеплялась за кусты, но чудаковатая женщина не обращала на это внимания. Аже показалось даже, что сорвись сейчас с колдуньи платье целиком, застряв в ветках, та просто пошла бы дальше нагая.

Королева поняла, какой образ пытался сейчас прийти ей на ум – исход Богов. Если и можно себе вообразить бегство Богов за Грань после Ослепления, то она хотела бы представлять его именно так. Теплые, всевидящие, добрые, но абсолютно не способные к жизни среди смертных людей и природы, их окружающей: грязные и в лохмотьях – чистые внутри. Впрочем, колдунья Богом, насколько могла понять Ажа, не являлась. Она рассмеялась этой мысли, но сразу прикрыла себе рот. Разве смогла бы она узнать Бога, если бы он объявился среди людей? И, потом, разве чудо происходит там, где в нем не нуждаются? Богам, считала королева, самолюбование не свойственно, а значит и чудеса – признак болезни. И если уж одно из них происходит рядом, то стоит кричать об этом во весь голос, чтобы слышали все люди: так же как стражник, наблюдающий лес со своей башенки, предупреждающе кричит, завидев врага.

Когда королева отвернулась от окна, Миры уже не было. Стол опустел, и служанка Бара с готовностью смотрела на хозяйку.

11 Одна из шести королев погибает от рук Миры

Ажа решила провести вторую половину дня в обществе шести королев. Она все-таки сменила свое платье, хотя с утра облачилась во вчерашний наряд, как и собиралась. Теперь на ней была длинная туника до пят с глубоким вырезом на спине. Она также надела новые сережки, сделанные из более легкого железа и покрытые золотом – они звенели по-особенному, и Аже нравился этот звук.

Королева совершила короткую прогулку к озеру в сопровождении служанки Бары. Вчера она себе этого не позволила, хотя такая прогулка обычно всегда была частью дня королевы. Ажа шла между низких уютных домиков, провожаемая взглядами старух, женщин и девочек. Сама она отвечала на их взгляды ответным взглядом, полным искреннего любопытства: вот, значит, как – жизнь все-таки продолжается. Кому-то она даже кивала, и те кланялись ей в ответ. Вчера королева видела лишь пятнадцать женщин, чьи мужья входят в Совет. Она, так и не выбравшись на прогулку, не могла иметь никакого впечатления о том, как живет большинство в отсутствие мужчин. Впрочем, и сейчас она не могла точно составить такого впечатления. Но все же она сделала важное наблюдение – жизнь не прекратилась. И не только для Совета, шести королев и самой Ажи, но и для всех остальных жителей, а точнее – жительниц Майахрамо. А чего она ожидала? Конечно, исход мужчин не мог в тот же миг разрушить устоявшийся уклад жизни. Здесь также следует отметить, что до этой прогулки королева вообще особенно и не задумывалась о большинстве. Она думала лишь о себе, о таинственном культе, не только заставившем удалиться мужчин, но и грозящем всему Острову; она думала о Совете, дочери, пророчестве и шести королевах, одна из которых должна их всех спасти. То есть, ее занимало на самом деле то, что находится на вершине восприятия вождя, о том, о чем стал бы думать Ага. Периферия ускользнула от нее. Она даже словила себя сейчас на мысли, что забыла вчера о самом существовании остальных людей. Вчерашний день сжал ее мир до трех домов: ее собственного, Зала Совета и Дома Шести Королев. Эта мысль удивила и немного смутила королеву. И теперь Ажа кивала встречающимся женщинам чаще обычного, подбородок опускался ниже обычного, и даже рука ее несколько раз взметнулась в приветственном жесте, чего уж точно никогда раньше с ней не случалось.